Безумье, скаредность, и алчность, и разврат

И душу нам гнетут, и тело разъедают;

Нас угрызения, как пытка, услаждают,

Как насекомые, и жалят и язвят.


Упорен в нас порок, раскаянье — притворно;

За все сторицею себе воздать спеша,

Опять путем греха, смеясь, скользит душа,

Слезами трусости омыв свой путь позорный.


И Демон Трисмегист, баюкая мечту,

На мягком ложе зла наш разум усыпляет;

Он волю, золото души, испепеляет,

И, как столбы паров, бросает в пустоту;


Сам Дьявол нас влечет сетями преступленья

И, смело шествуя среди зловонной тьмы,

Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы

Без дрожи ужаса хватаем наслажденья;


Как грудь, поблекшую от грязных ласк, грызет

В вертепе нищенском иной гуляка праздный,

Мы новых сладостей и новой тайны грязной

Ища, сжимаем плоть, как перезрелый плод;


У нас в мозгу кишит рой демонов безумный,

Как бесконечный клуб змеящихся червей;

Вдохнет ли воздух грудь — уж Смерть клокочет в ней,

Вливаясь в легкие струей незримо-шумной.


До сей поры кинжал, огонь и горький яд

Еще не вывели багрового узора;

Как по канве, по дням бессилья и позора,

Наш дух растлением до сей поры объят!


Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих,

Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,

Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей,

Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих,


Нет криков яростных, но странно слиты в нем

Все исступления, безумства, искушенья;

Оно весь мир отдаст; смеясь, на разрушенье,

Оно поглотит мир одним своим зевком!


 То — Скука! — Облаком своей houka одета,

Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.

Скажи, читатель лжец, мой брат и мой двойник,

Ты знал чудовище утонченное это?!